“До свидания, овраг” Константина Сергиенко — очень неплохая книжка. Уж здесь-то каждая собака, обитающая в овраге, — персонаж со своим характером, со своим внутренним миром, своим отношением к миру внешнему, и у каждого своя роль. Именно роль: не случайно в Москве одно время шли сразу два спектакля по этой повести — в Театре на Юго-Западе и в Театре юных москвичей.
И не потому, что тематику можно было считать актуальной (освещение экологических тем еще не вошло в такую моду, как нынче), а потому, что из повести легко сделать пьесу, в которой имеется простор и для актерской работы над ролью, и для выработки режиссерской концепции. Не случайно и иллюстратор Андрей Костин выполнил несколько “портретов” собак — не “реальных”, с натуры срисованных, шелудивых псов, а очеловеченных персонажей, представленных, можно сказать, в декорациях и с реквизитом. Художник как бы “оглядывается” на портретиста екатерининских времен и выстраивает изобразительный ряд так, чтобы каждая деталь сообщала зрителю о характере и привычках портретируемого: Головастый позирует, надев шляпу и взяв лапой газету, кот Ямамото в очках, сидя в кресле, демонстрирует нам книгу о Японии, Хромой с рюкзачком опирается на оградку железнодорожной платформы.
Обычно книги о собаках откровенно “бьют на жалость”, а их идейное содержание сводится к призывам — пожалейте, мол, меньших братьев. А повесть Сергиенко — не исключительно о тяжкой жизни бездомных животных. Как ни банально звучит, — книга прежде всего о нас, о людях. Собачья стая в овраге — то самое пресловутое “общество”, живя в котором, нельзя быть свободным от него. Кто-то вступает в стаю, чтобы лидировать или подчиняться, кто-то бродит в одиночку, ищет своего хозяина — и неважно, кто смотрит добрыми, понимающими глазами — собачий дядюшка Овраг или человеческий Господь Бог.
Недлинная и, казалось бы, непритязательная повесть “До свидания, овраг” подключена к десяткам “вечных проблем” мировой культуры, от самых что ни на есть крупномасштабных до мелкобытовых. Опираясь на текст повести, поступающие на филфак могли бы написать сочинение на любую из предложенных тем: “Художник и толпа: противостояние и столкновение”, “Возможна ли свобода экзистенциального выбора?”, “Роль личности в истории общества”, “Коллективное бессознательное и его проявления”, “Жизнь после жизни”, “Тварь я дрожащая или право имею?”, “Что такое настоящая дружба?” и так далее, вплоть до “Застройка городских окраин: экологический аспект”, “Формалистические тенденции в школьной методике” и “Самооборона без оружия”. С другой стороны, отчасти повесть напоминает басню: каждого пса можно рассматривать как аллегорическое изображение определенных общественных фигур или явлений. Тот же Головастый, например, с его пристрастием к шляпе и печатным изданиям, с вечным стремлением “научить” и неистребимой тягой к “осмыслению” — типичный, хоть и карикатурный представитель российской интеллигенции, “оторванной от народа”. Бывшая Такса, украшенная полинявшим бантом и живущая исключительно воспоминаниями о незабвенном прошлом, не олицетворяет ли, господа, нынешний всеобщий пассеизм? Впрочем, повесть написана лет тридцать назад. И заметьте: похоже, что и через двадцать лет, когда нынешние юные читатели дадут эту книгу своим детям, она не окажется “неактуальной”.
Мария Порядина
Константин Сергиенко. До свидания, овраг; ОГИ, серия “Книжки на вырост”, 2002.